Merzbau
Заблокирован
Все, что мне удалось передать по наследству –
То не святость, не букость,
То здоровая дурость,
Уверенность
В том, что запросто можно
Исчерпать океаны бессилия
Да не просто ладонью,
А своею собственной.
(С) Егор Летов
Егор Летов – самый непонятый из отечественных национальных героев постсоветской поры. Формальная принадлежность к числу рокеров и массовый отклик на творчество вроде бы ставят лидера «Гражданской Обороны» в один ряд с другими крупнейшими русскими рок-кумирами последних 30 лет, но при более пристальном рассмотрении оказывается, что Летов – явление совершенно иной природы, нежели его условные собратья.
Вряд ли можно сказать, что в поэзии Цоя, Юрия «Хоя» Клинских или даже Башлачева имеется нечто, досадно не замеченное широкой аудиторией, или же что эти авторы воспринимаются слушателями как-то неполно либо упрощенно. Остаются, конечно, нюансы, остается поле для биографических и архивных изысканий, но вряд ли ошибется тот, кто позволит себе констатировать: месседжи, посланные этими людьми, расшифрованы массами более или менее успешно и исчерпывающе. А сами авторы, соответственно, заняли вполне адекватные места на причитающихся им этажах вечности.
С Летовым все существенно иначе. Логичные и проверенные интерпретации, верные в отношении 90 процентов здешнего «золотого» рок-наследия, на материале «Гражданской Обороны» не срабатывают. Вернее, они срабатывают лишь на первый взгляд, а после второго, третьего и четвертого становится видно, как число тайников, оставленных Летовым на обжитой им территории, возрастает с галлюциногенной скоростью. Каждый второй предмет в этой вселенной оказывается не тем, чем кажется. Фокус, однако, в том, что и в своей первой, поверхностной ипостаси сотворенные поэтом вещи прекрасно функционируют. И, что еще замечательнее, функционируют долгие годы. Этот эффект, несомненно, позитивен, поскольку избавляет поэта от ненужной элитарности, позволяет ему быть как бы понятным и увеличивает количество слушателей. Но вместе с тем исчезает доступ к подтекстам и к важным, а иногда и единственно верным смыслам. Следует ли об этом жалеть? Вопрос философский, весьма, кстати, в духе Летова. Так или иначе, сам Летов прекрасно сознавал семантические проблемы, сопутствовавшие его деятельности, но это совершенно не препятствовало ни творчеству, ни живому контакту с народом.
Ярким примером того, как летовская поэзия превращалась в коллекцию ослепительных ларцов с двойным дном, может служить знаменитая песня «Все идет по плану». Эта вещь всегда воспринималась совершенно однозначно, а именно как отчаянный стеб автора над опостылевшими и прогнившими константами советской идеологии. Страстность исполнения как бы не позволяла сомневаться в том, что все эти желчно-ироничные и надрывные фразы о дедушке Ленине, растерзанной жене и (чтоб ему пусто было) грядущем коммунизме произносит сам автор, в крайнем случае – максимально близкий к нему лирический герой. На самом же деле все несколько сложнее. Согласно объяснению самого Летова, данному в нескольких интервью, песня эта изначально писалась от лица отнюдь не родственного автору персонажа – простого советского гражданина, доведенного до отчаяния никчемной жизнью.
«Это поется от имени спившегося усталого человека, совершенно опустившегося, – пояснял Летов. – Он включил телевизор, пьет, и вот идет такой поток сознания. Я специально утрировал определенные вещи – «хороший был вождь», «дедушка Ленин» и т.д., как я бы сам никогда не сказал». То есть герой песни – это некто вроде гражданина Рогова из пьесы Владимира Сорокина «С Новым Годом»: тот тоже с унылой злобой комментировал позднесоветскую телевизионную риторику, и в частности россказни о перестройке. Так что насмешка тут, на самом деле, двухуровневая: персонаж огрызается на опостылевшую действительность и навязшую в зубах пропаганду, а автор посмеивается над персонажем. Определенному кругу поклонников все это, конечно, известно, но широкой аудитории – разумеется, нет, и она по большей части воспринимает данное произведение как более или менее одномерный социально-политический эксцесс.
Другой пример – поздняя песня «Долгая счастливая жизнь», где данную бодрую формулировку, вынесенную в название, в действительности следует понимать наоборот. Песня эта, в частности, о том, что в силу определенных причин, связанных со здоровьем и возрастом, уже нельзя позволить себе, скажем так, больших праздников. В свете чего три заглавных слова приобретают характерный трагико-иронический смысл, который, само собой, отнюдь не очевиден для рядового слушателя.
Это – лишь самые простые примеры. «Двойные» посылы, содержащиеся, скажем, в стоических альбомах среднего периода – «Солнцевороте» и «Невыносимой легкости бытия», тексты, замешенные на тонкой диалектике победы и поражения – ларцы на порядок более хитрые. Но в том-то и дело, что в отвлечении от таких подтекстов песни Летова тоже звучат более чем убедительно. В итоге получается, что существует как минимум два Летова: один – для тех, кто любит вдумываться и разбираться, другой – для тех, кто довольствуется элементарным значением слов и общей энергетикой. Благо энергетика Летова настолько сильна, что с успехом работает даже в полном отрыве от смыслового уровня, победно и сокрушительно действуя на чисто нервные, иррациональные рецепторы.
Похожим образом обстоит дело и с общим статусом Летова, с его образом и с его ролью в истории новейшей культуры. Существует некий набор упрощенных аттестаций, выдаваемых Летову разными группами слушателей (что интересно, многие из этих людей относятся к Летову нейтрально или даже положительно). Согласно одному из адаптированных вариантов, Летов – это рок-н-ролльный беспредельщик, слишком далеко зашедший в экспериментах с наркотиками (такая интерпретация отражена в глуповатой броской формулировке «русский Джим Моррисон»). Согласно другому одностороннему взгляду, Летов, напротив, был хитроумным интеллектуалом, поп-ретранслятором философии, почерпнутой из книг, а героический рок-н-ролльный образ он специально разыгрывал, целенаправленно выстраивая свой имидж. Наконец, кому-то Летов видится прежде всего идеологом, околополитическим бунтарем и вечным революционером (те, кто воспринимает его так, обычно имеют весьма смутное представление о позднем периоде «ГО», когда Летовым были созданы едва ли не лучшие в новом столетии образцы высокой песенной лирики).
И то, и другое, и третье, конечно, имеет под собой совершенно определенные основания, но вместе с тем все это, по большому счету, мимо цели.
Не претендуя на исчерпывающие характеристики, скажем банальную, но неочевидную для многих вещь: истинным призванием Летова были музыка и поэзия, и в этих сферах он достиг высот, на которые не поднимался почти никто из его соотечественников-современников. Самые крайние и сомнительные его высказывания звучали органично и осмысленно именно потому, что их произносил большой поэт, удивительный композитор и феноменальный исполнитель. Не обладай он уникальным песенным даром, думающая молодежь вряд ли увидела бы в нем самобытного мыслителя (это не значит, что он таковым не был, но без песен его философские выкладки были бы известны куда меньшему количеству людей). Поэтическая компания Летова – Введенский, Хлебников, Маяковский и Ницше, а музыкальная – как минимум лучшие советские композиторы. (Не будем забывать, кстати, что Летовым написано множество непесенных поэтических текстов, в которых он предстает, пожалуй, одним из лучших русских верлибристов). Данная картина систематически затемнялась и смазывалась целым рядом обстоятельств, включая сбивающий с толку субкультурный контекст и своеобразное качество записей. Но время, будем надеяться, постепенно внесет недостающую ясность.
Пять лет со дня смерти – дата промежуточная, и в том, что в сегодняшних новостных лентах имя Летова отсутствует, нет, объективно говоря, ничего удивительного. А вот в следующем году Летову исполняется полвека (он родился в 1964-м) – посмотрим, как будет выглядеть этот юбилей.
